В

В. А. Туев,

доктор философских наук, профессор

Иркутской государственной экономической академии

О ЧЕМ СОВЕТОВАЛСЯ СТАЛИН С ЖУКОВЫМ?

(К 60-летию контрнаступления под Москвой)

Противопоставление Сталину Жукова Ц обычный прием нынешней лдемократической╗ пропаганды. Я не говорю о радиотелевизионной болтовне на эту тему, Ц там и не такое услышишь. Я имею в виду печатные издания, претендующие на солидность. Так, в словаре биографий действующих лиц сталинской эпохи говорится: Сталин полководческим талантом не обладал, поэтому лв руках Жукова было сосредоточено руководство всей армией╗. Впрочем, с лдемократических╗ изданий спрос, конечно, невелик. Но вот книга о Жукове под характерным названием лМаршал Победы╗, изданная к 100-летию со дня его рождения. Автор заглавной статьи называет крупнейших полководцев Великой Отечественной и подчеркивает: главный маршал Победы Ц это Жуков. И не ищите там имя Сталина среди творцов Победы Ц его нет вовсеЕ

Чего в подобных вывертах больше Ц невежества или фарисейства, Ц это в каждом случае, разумеется, по-своему, но, поскольку речь идет о намеренном искажении истины, цель его понятна: если замолчать победу сталинской России в войне невозможно, то надо попытаться оторвать ее, победу, от имени Сталина, заменив его именем Жукова. В самом деле, Жуков Ц сугубо военный деятель, и с его фигурой не связываются ни замысел, ни процесс создания великой Советской державы, сокрушившей коричневого монстра. Его фигура представляется в этом отношении лнейтральной╗ и потому приемлемой как для лдемократов╗, так и для стыдливых лпатриотов╗, стесняющихся произносить имя Сталина.

У меня нет никакого желания противопоставлять здесь, в свою очередь, Сталина Жукову, Ц они вместе делали в годы войны общее великое дело. Но, как говорится, лотдайте кесарево Ц кесарю, а божье Ц богу╗. Иначе все становится вверх тормашками: победу одержали не под руководством Верховного Главнокомандующего, а как бы вопреки ему. Именно так поступают многие, описывая историю сражений под Москвой осенью и зимой 1941-го года. лСпасителем╗ Москвы изображается Жуков, который, как известно, был командующим одним из фронтов, пусть и самым важным, Ц Западным фронтом. Что же касается Сталина, то он, дескать, тут ни при чем, он даже сомневался по поводу того, стоит ли отстаивать Москву, и только по совету Жукова решился ее защищать. Что ж, попробуем воспроизвести ситуацию и ход событий.

В октябре немецкие войска группы армий лЦентр╗ рвались к нашей столице и находились на отдельных направлениях не далее 80Ц100 километров от нее. Перед Сталиным с не меньшей, нежели в далеком 1812-м перед М. И. Кутузовым, остротой встает сложнейшая проблема: защищать Москву до последней возможности, или оставить ее, сохранив тем самым силы для последующих сражений. Вспоминает В. П. Пронин, тогда Ц председатель Московского Совета депутатов трудящихся:

л12 октября немецкие войска захватили города Калуга и Малоярославец, 14 октября Ц город Калинин и 18 октября Ц город Можайск Ц последний город перед Москвой на этом направлении. Враг вторгся в западные районы Московской области.

19 октября поздно вечером нас пригласили с А. С. Щербаковым в Кремль на заседание Государственного Комитета Обороны╗. лВошли в кабинет И. В. Сталина. Он озабоченно ходил по кабинету с своей неизменной трубкой.

После некоторого молчания, обращаясь к присутствующим, сказал: лПоложение на фронте всем известно. Будем ли защищать Москву?╗

Наступило тягостное молчание. Через несколько секунд он повторил свой вопрос. И снова молчание. Не дождавшись ответа, он обратился с этим вопросом к рядом сидящему Молотову. Тот ответил: лДа, надо защищать Москву╗. Затем с таким же вопросом он обратился к каждому из присутствовавшихЕ

Получив от всех утвердительный ответ, Сталин предложил мне (видимо, как самому молодому из присутствовавших) записать продиктованное им постановление лО введении осадного положения в Москве и прилегающих к ней районах╗. Этим постановлением устанавливался двойной эшелон обороны Москвы. На дальних подступах защита столицы возлагалась на войска Западного фронта, которым командовал Г. К. Жуков. На ближайших подступах оборона столицы возлагалась на генерала П. А. Артемьева. В нее входили все части войск противовоздушной обороны, военные академии и училища, вновь созданные из добровольцев рабочие батальоны и полки и батальоны МПВО.

Позднее мы узнали, что Сталин предварительно советовался о защите Москвы с командующим Западного фронта Г. К. Жуковым Ц решающее слово о защите Москвы сказал Георгий Константинович Жуков.

После принятия этого постановления Верховный Главнокомандующий сразу же стал соединяться по телефону с командующими военных округов восточных районов и отдал приказ о направлении на защиту Москвы дополнительных дивизий. Он называл некоторые дивизии по памяти, иногда заглядывал в небольшую записную книжку╗. 20 октября Государственный Комитет Обороны ввел в Москве и прилегающих районах осадное положение.

Я никоим образом не хочу бросить тень на В. П. Пронина, Ц он безусловно честный человек и добросовестный мемуарист, Ц но его замечание о том, что лрешающее слово╗ по обсуждавшемуся вопросу уже сказал Жуков, основано на недоразумении. Известен разговор Сталина с командующим Западным фронтом, состоявшийся в один из напряженных моментов обороны столицы. Содержание его излагает Г. К. Жуков в книге лВоспоминания и размышления╗: лНе помню точно какого числа Ц это было вскоре после тактического прорыва немцев на участке 30-й армии Калининского фронта, Ц мне позвонил И. В. Сталин и спросил:

Ц Вы уверены, что мы удержим Москву? Я спрашиваю вас это с болью в душе. Говорите честно, как коммунист.

Ц Москву, безусловно, удержим. Но нужно еще не менее двух армий и хотя бы двести танков.

Ц Это неплохо, что у вас такая уверенность. Позвоните в Генштаб и договоритесь, куда сосредоточить две резервные армии, которые вы просите. Они будут к концу ноябряЕ Танков пока дать не можем╗.

На этом разговоре и основывают некоторые мемуаристы и листорики╗ свои умозаключения о сомнениях Сталина относительно обороны Москвы: Жуков, мол, настоял на защите столицы, убедил Сталина в том, что ее необходимо защищать. Однако Сталин, как видно из приведенного разговора, спрашивал Жукова совсем не об этом. Вопрос лзащищать ли Москву?╗ не относился к компетенции командующего фронтом, Ц это был вопрос общей стратегии, и для Сталина было важно мнение членов высшего политического руководства страны. Что же касается В. П. Пронина, то его подвела очевидная аберрация памяти: разговор Сталина с Жуковым состоялся около 19 ноября, т. е. через месяц после того, как было принято решение ГКО о защите Москвы. Какие-либо иные советы Сталина с Жуковым на подобную тему не известны.

Смысл же этого разговора можно истолковать совершенно однозначно: в напряженный (не менее напряженный, чем в октябре) момент битвы за столицу Сталину просто необходимо было знать, уверен ли в том, что войска выстоят, сам командующий Западным фронтом. Лишь об этом он его и спрашивал, а когда Жуков ответил, Сталин не стал выяснять, на чем основана его уверенность, Ц вот это действительно свидетельствовало бы о каких-то его сомнениях, Ц и только выразил свою удовлетворенность по поводу того, что она у командующего фронтом имеется. Дальше следовали распоряжения, которые свидетельствуют о том, что Сталин все это время энергично работал над укреплением обороны столицы. Жуков воспроизводил этот разговор многократно, не только в книге, но и в других публикациях, а также в устных рассказах, и никогда не сомневался в том, что его содержание было именно таким.

Точно так же и в октябре, к моменту принятия решения ГКО все неотложные меры по обороне Москвы были заранее продуманы Сталиным и тут же продиктованы им в качестве соответствующего постановления; незамедлительно были отданы и конкретные распоряжения относительно укрепления обороны столицы.

А. С. Яковлев, знаменитый авиаконструктор, бывший тогда заместителем наркома авиапромышленности, позднее вспоминал, каким был Сталин в критические дни октября 41-го, когда немцы прорвали оборону в районе Можайска: лЯ очень внимательно всматривался в знакомую фигуру и старался угадать душевное состояние человека, к которому устремлены теперь взоры и надежды миллионов людей. Он был спокоен, в нем незаметно было никакого возбуждения. Чувствовалось, правда, крайнее переутомление, пережитые бессонные ночи. На лице его, более бледном, чем обычно, видны были следы усталости и забот. За все время разговора с ним, хотя и невеселого, его спокойствие не только не нарушилось, но и передалось намЕ╗

И вот, вскоре после этого, в конце октября, понимая не только всю глубину нависшей опасности, но и то главное, что может спасти положение, он, всегда тонко чувствовавший потаенное звучание камертона народной души, принимает неожиданное и лнестандартное╗, поистине сталинское решениеЕ

П. А. Артемьев: лКак командующему военным округом и Московской зоной обороны, мне каждый день приходилось докладывать Верховному Главнокомандующему оперативную обстановку. Обычно это делалось около четырех часов утра. Так было и в ночь с 31 октября на первое ноября. Выслушав мой доклад, И. В. Сталин спросил, собираемся ли мы организовывать парад войск Московского гарнизона в ознаменование 24-й годовщины Великого Октября. Для меня это был неожиданный вопрос. Сославшись на обстановку, я высказал сомнение в целесообразности проведения этого парада. Кроме того, участвовать в параде могла только пехота, так как артиллерийские части стояли на огневых позициях, а танков вообще не было в гарнизоне.

Но решение было принято: парад 7 ноября провести╗.

л8 часов утра. Из ворот Спасской башни на коне выезжает заместитель народного комиссара обороны СССР Маршал Советского Союза С. М. Буденный. Приняв мой рапорт, он объезжает войска, выстроенные к параду, и здоровается с ними. Затем к участникам парада с речью обратился Верховный Главнокомандующий.

Начался торжественный марш частей. Мимо Мавзолея В. И. Ленина проходили курсанты, моторизованная пехота, стрелковые подразделения, батальоны моряков, отряды вооруженных рабочих Москвы. Завершая марш войск, Красную площадь заняли танки. Парад продолжался чуть больше часа. Прямо с Красной площади многие воинские части отправлялись на фронт.

Парад войск Московского гарнизона произвел огромное впечатление не только на советских людей, но и на все прогрессивные силы мира╗.

Нельзя, однако, не подчеркнуть, что именно речь Сталина во время парада стала ключевым моментом, вызвавшим всеобщий духовный подъем и веру в нашу победу. Обращаясь к воинам-красноармейцам, Сталин нашел слова, всколыхнувшие душу каждого воина, так же как и единую душу всего многомиллионного народа: лНа вас смотрит весь мир как на силу, способную уничтожить грабительские полчища немецких захватчиков. На вас смотрят порабощенные народы Европы, подпавшие под иго немецких захватчиков, как на своих освободителей. Великая освободительная миссия выпала на вашу долю. Будьте же достойны этой миссии! Война, которую вы ведете, есть война освободительная, война справедливая. Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков Ц Александра Невского, Дмитрия Донского, Кузьмы Минина, Дмитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова! Пусть осенит вас победоносное знамя великого Ленина!╗ Вряд ли после таких слов у солдата было сомнение в том, подниматься ли в атаку, когда прозвучит команда: лЗа Родину, за Сталина! Вперед!╗

ЕНе многие могут оценить, насколько рискованным и трудным был, какого полководческого искусства потребовал и переход в контрнаступление. Враг все еще шел вперед, продолжались тяжелые оборонительные бои, мы же готовили контрудар. Важно было точно выбрать момент и без паузы перейти в наступление. Сталин взвешивал все обстоятельства. Надо было, создавая ударный кулак, безошибочно уловить переход противника в кризисное состояние, чтобы успешно атаковать его, даже не имея решающего превосходства в силе. И вот этот момент наступил, Ц Сталин утверждает план операции. Утром 6 декабря 1941 года войска Западного фронта начали контрнаступление севернее и южнее Москвы. Под Калинином и Ельцом двинулись вперед войска Калининского и Юго-Западного фронтов. Развернулось грандиозное сражение, которое закончилось нашей блестящей победой. Враг был разгромлен и отброшен от Москвы.

Так кто же все-таки руководил обороной столицы, кто организовал контрнаступление, кто стал вдохновителем разгрома врага? Вот еще несколько характерных штрихов. Когда Сталин приказывает Жукову покинуть командный пункт Западного фронта, чтобы ехать в войска, Жуков вполне резонно интересуется: а как же штаб фронта? Сталин отвечает: лНичего, мы как-нибудь тут справимся╗. Спрашивается, кто это лмы╗? Ясно, что Сталин был готов в любой момент взять командование главным фронтом обороны Москвы непосредственно на себя. Маршал К. К. Рокоссовский приводит случаи, когда Сталину приходилось самому санкционировать его инициативные решения, поскольку Жуков отказывался их поддержать. Когда же, по свидетельству П. А. Артемьева, у Жукова однажды лсдали нервы╗, и он лпопросил у Верховного перевести свой штаб из Перхушково на Белорусский вокзал, Сталин ему ответил: лЕсли вы попятитесь до Белорусского вокзала, я займу Ваше место╗. Больше Жуков у Верховного ничего не просил╗.

Вместе с тем ясно, что непосредственное участие в командовании Западным фронтом не было единственной или главной его задачей. Война ведь была не только делом армии, как бывало в старину, Ц она потребовала высочайшего напряжения физических и духовных сил всего народа. Воевала фактически вся страна. И Сталин руководил не только боевыми действиями, а всей жизнью страны, которая обеспечивала армию техникой, вооружением, боеприпасами, продовольствием, обмундированиемЕ Не случайно же, человек в военном деле понимающий Ц последний министр обороны СССР, Маршал Советского Союза Д. Т. Язов, называет Сталина режиссером Победы, а его роль по отношению к полководцам сравнивает с ролью С. П. Королева по отношению к космонавтам.

И тем не менее самое главное состоит в том, что Сталин был духовным лмотором╗ каждой нашей военной победы, в том числе Ц под Москвой. Жуков подчеркивал, что Ставка приняла решение о контрнаступлении в условиях, когда у нас не было количественного перевеса сил, и главными факторами успеха стали высокий боевой дух, мастерство и самоотверженность войск. Заметим, что высокий боевой дух присущ армии тогда, когда солдаты и командиры чувствуют не сомнения и неуверенность главнокомандующего, а решительность и точность его действий. Таким и был Сталин в Московской битве Ц спокойным, уверенным, способным на смелые и Ц в то же время Ц глубоко взвешенные, оптимальные решения.

Как всегда, требователен был не только к другим, но прежде всего Ц к себе. И Москву был готов защищать до последней капли не солдатской лишь, но и своей крови. Поэт Феликс Чуев, близко знакомый с нашими прославленными полководцами и политическими деятелями той эпохи, а поэтому знавший многие детали событий, которые происходили в высшем эшелоне власти, в прекрасной форме воспроизводит эпизод, когда Сталину предлагают отправить в Куйбышев полк его охраны, чтобы потом двинуться за ним и самому. По словам поэта, он спокойно сказал: лЕсли будет нужно, я этот полк в атаку поведу╗. И в этом весь Сталин, Ц другого ответа быть не могло.

Хорошо известно, что великие государственные деятели нередко были и великими полководцами. Юлий Цезарь, Александр Македонский, Петр Великий, Наполеон БонапартЕ У них обычно были любимцы, на которых они опирались в ратных делах. К примеру, у Петра был Меншиков, у Наполеона был Мюрат. Точно так же Ц у Сталина был Жуков. Однако никому не приходит в голову утверждать, что покорителем Европы был не Наполеон, а Мюрат. Это был бы нонсенс. Но разве не ясно, что попытки заменить в истории Великой Отечественной войны Сталина Жуковым столь же нелепы. Сталина, по мысли А. А. Зиновьева, из всех деятелей мировой истории можно сравнить разве что с Наполеоном, но и в этом сравнении превосходство Сталина неоспоримо. Ибо он, в противоположность Наполеону, блестяще завершив дело освобождения Европы от фашизма, по праву стал генералиссимусом нашей Великой Победы, Ц самой великой в истории человечества.

Терминатор: Городская еженедельная

общественно-политическая газета. Ц

Иркутск, 2001. Ц № 44