В. А. Туев,

доктор философских наук, профессор,

председатель Иркутского городского

историко-культурного общества

лНаш Сталин╗

ПОСЛАННИК ВЕЧНОСТИ

Никто не ожидал конца. Как будто, ничто его и не предвещало. Он был на вершине славы, его солнце было в зените. Возраст был не таким уж преклонным. Руководимая им страна находилась на крутом взлете. Западные политики нервничали в опасении, что Советский Союз вот-вот станет недосягаемым для их притязаний. Простые люди во всем мире связывали с его именем свои надежды. Казалось, все пребывали в уверенности, что он небожитель и потому бессмертен. И вот, как ночь среди бела дня, наступает 5 марта 1953 годаЕ

ЕлСталин в Кремле╗, Ц это было так желанно и естественно, что, помню, я никак не мог принять душой мысль о его смерти. Она казалось какой-то дикостью. Классный руководитель Герман Николаевич накануне сообщил нам: лНашу страну постигло большое несчастье Ц заболел товарищ Сталин╗, Ц и я даже сейчас, полвека спустя слышу необычную сдержанно-тревожную интонацию в его голосе. У нас, по возрасту еще детей, хотя по мироощущению, пожалуй, уже подростков, заметной тревоги это не вызвало: вылечат жеЕ

Но утром, когда мы пришли в школу, его портрет, висевший в большом зале, был уже убран хвойными ветками и черной лентой, а по радио передавали правительственное сообщение о его смерти. Мы не плакали: в нашем полудетском восприятии не было ощущения личного горя, но было чувство какой-то огромной всеобщей утраты, вселенского несчастья. Помню, как, придя домой, я снова и снова писал фразу лСталин умер╗, по-видимому, заставляя себя привыкнуть к этой мысли. Потом решительно зачеркивал слово лумер╗ и крупно, жирно писал поверх лжив!!!╗Е Мужики, приходившие к отцу поговорить о жизни, скупо, но определенно выражали свои чувства: лЖалко!╗

лСталин умер╗, Ц это представлялось мне чем-то противоестественным. Сегодня я хорошо понимаю Ц почему. Ведь справедливо говорится: лУмер лишь тот, кто забыт╗. И, видимо, уже тогда мной владело впитанное детской душой из воздуха тех лучезарных лет глубинное предощущение: Сталин не может быть забыт, а это значит, что он не может умеретьЕ

В 1953-м у меня была подписка на лПионерскую правду╗. Напряженно читал все, что писали о его смерти и похоронах. Сохранил все номера с фотографиями, портретами, речами соратников. Не видя этих событий воочию, я как будто слышал их отзвуки издалека и чувствовал себя причастным к людскому горю, разлившемуся по всей стране. Тогда и после попадали ко мне и другие газеты и журналы, относящиеся к тем тяжелым и вместе с тем незабвенным дням, Ц храню все.

Все замерло тогда в невыразимой печали. Позже, в студенческие годы, в пору разгула лхрущевщины╗, я писал о нем стихи и читал их тем из своих товарищей, у кого они могли вызвать сочувственное отношение. Там, в частности, было и об этих памятных днях:

Как будто ночь внезапно наступила,

Погасло солнце, в горе утонув.

Как будто кровь в моих свернулась жилах,

И сжалось сердце, болью полоснув.

В этих бесхитростных, безусловно искренних словах я стремился выразить не столько свое, не созревшее еще тогда для подобной глубины социальное чувство, сколько некое чувство общее, линтегральное╗, как бы носившееся в воздухе и владевшее всеми окружающими.

ЕСталинская эпоха явилась самой великой и славной, самой впечатляющей и триумфальной эпохой отечественной истории. Это была эпоха небывалого расцвета всех сфер общественной жизни Ц экономики и политики, науки и технологии, литературы и искусства. Это была эпоха высочайшего взлета человеческого духа. Имена-символы сталинской России Ц это Алексей Стаханов и Паша Ангелина, Валерий Чкалов и Марина Раскова, Владимир Вернадский и Константин Циолковский, Георгий Жуков и Константин Рокоссовский, Александр Матросов и Зоя Космодемьянская, Алексей Маресьев и Олег Кошевой, Игорь Курчатов и Сергей Королев, Михаил Шолохов и Александр Твардовский, Дмитрий Шостакович и Галина Уланова, Сергей Эйзенштейн и Любовь Орлова.

Это они, лучшие из народа, создавали гордую славу Страны Советов, создавали с именем Сталина, по его державным замыслам, под его мудрым водительством. И когда он умер, в скорби оцепенели все. Плакал весь потрясенный народ Ц от рабочего и колхозника до академика и полководца, писателя и актрисы.   

В те дни это всеобщее горестное чувство выразил в обращении к правительству Патриарх Московский и Всея Руси Алексий I:

лОт лица Русской Православной Церкви и своего выражаю самое глубокое и искреннее соболезнование по случаю кончины незабвенного Иосифа Виссарионовича Сталина, великого строителя народного счастья.

Кончина его является тяжким горем для нашего Отечества, для всех народов, населяющих его. Кончину его с глубокой скорбью переживает вся Русская Православная Церковь, которая никогда не забудет его благожелательного отношения к нуждам церковным.

Светлая память о нем будет неизгладимо жить в сердцах наших. С особым чувством непрестающей любви Церковь наша возглашает ему вечную память╗.

лСо смертью Сталина упразднилась сила великая, общественная сила, в которой наш народ ощущал собственную силу╗, Ц говорил Патриарх.

В народе его смерть была воспринята как потрясение с непредсказуемыми последствиями. Писатель В. П. Астафьев вспоминает:

лИменно в этот день по вызову Пермского (тогда Ц Молотовского) издательства угораздило меня рано утром отправиться поездом в областной центр, редактировать свою первую книжку. Вагоны старого, еще лкОмарного╗ образца, то есть полукупейные, в поездах с тридцатых годов зовущиеся ллитерными╗, были почти пусты. Одна тощая старушка богомольного вида лепилась за столиком и не моргая смотрела прямо перед собой. На станции Лямино, первой от города Чусового остановке, в вагон вошел молоденький лейтенант, и поскольку утренней информации по радио я не слышал, то поинтересовался:

Ц Что там сообщают?

Ц Скончался товарищ Сталин, Ц тихо произнес младший лейтенант.

Бабушка, видать, углядела скорбь на наших лицах, моргнула раз Цдругой и спросила:

Ц Что случилось-то?

Ц Товарищ Сталин умер, бабушка.

Ц Господи, господи! Ц закрестилась старушка. Ц Опять голод будетЕ╗.

Работник Ленинградского радио А. А. Вьюник видел в эти дни потоки горестных чувств людей: лВ начале марта 1953 года, потрясенные известием о тяжелом состоянии Сталина, мы, журналисты, дежурили на радио круглосуточно. Тревожной вести из столицы ожидали каждый день. Помню, вечером 4 марта я попросил разрешения у Виктора Алексеевича (председатель Ленинградского радиокомитета В. А. Вагин Ц В. Т.) съездить ненадолго домой (жил я тогда на старом Невском, недалеко от радио), и не успел еще уложить в портфель пару чистых сорочек, как раздался телефонный звонок.

Ц Приезжай немедленно, сказал мне взволнованный Вагин. Ц Машину я уже послал.

Собрав всех у себя в кабинете, Вагин оглядел нас и тихо произнес:

Ц Сталин умерЕ

Все дни до 9 марта Ц официальной даты похорон Ц на радио шли люди. Мы непрерывно записывали слова соболезнования и горя; записывали утром, днем, вечером, ночью, и снова то же самое начиная с раннего утра и до поздней ночиЕ╗.

Кажется, вся Россия готова была ринуться со слезами в столицу, чтобы проводить его в последний путь. Знаменитый спортсмен Валентин Иванов пришел в большой футбол как раз в 1953 году:

лКогда Сталин умер, мы были на сборе в городе Сочи. И стояли в почетном карауле у сочинского памятника Сталину, что футболисты восприняли как честь. Был митинг, много речей, слез. А в Москве сколько людей погибло оттого, что все хотели проводить Сталина в последний путьЕ╗.

Непосредственный участник этих событий, ныне известный поэт Станислав Куняев вспоминает: лЕ9 марта 1953 года, решив проститься со Сталиным, я вышел из нашего подъезда и повернул к Трубной площади, чтобы через Неглинку добраться до Пушкинской улицы, а по ней до Колонного зала, где лежало тело вождя. Людской поток, текущий вниз от Сретенки, сразу подхватил меня и властно потащил к Трубной, над которой стоял густой туман, то ли от вечернего влажного воздуха, то ли от дыхания толпы, которое я слышал все сильнее по мере приближения к площадиЕ Водоворот тел человеческих вытолкнул меня на Трубную и, когда я, хорошо подготовленный спортсмен Ц легкоатлет, гимнаст, пловец, Ц попробовал было пробиться к Неглинке, то с ужасом почувствовал, что не владею ни своим телом, ни маршрутом, ни судьбою. Зажатый со всех сторон такими же беспомощными существами, я с ужасом слышал вокруг себя стоны, сопение, сдавленные крики тех, кто уже не мог сопротивляться сверхчеловеческой силе, давящей на каждого из нас со всех сторон╗.

Автор рассказывает далее, как огромная, объятая ужасом толпа, словно океанская волна, колыхала попавших в нее людей, швыряла их туда-сюда, как ему удалось, медленно протискиваясь через нее, едва ли не чудом попасть на Неглинную, потом на Пушкинскую улицу Ц в самый конец очереди, медленно двигавшейся от Столешникова переулка к Дому союзов.

лВ Колонном зале людской поток превратился в тихий, безмолвный, благоговейный ручеек, обтекавший возвышение, на котором, утопая в цветах, лежал вчерашний владыка полумира, игумен, тридцать лет правивший великим монастырем Ц Россией╗.

лЕДни похорон Сталина, Ц отмечает С. Куняев, Ц я вспоминаю и осмысливаю всю жизнь╗. Стараюсь понять ли его фигуру, и народ Ц толпу и человека, которого неодолимая сила влекла попрощаться с вождем╗. Что ж, как справедливо сказал один моралист, покойник не отвечает за то, что делается у него на похоронах. Сталин лотвечает╗ только за то, что он породил эту иррациональную силу народной любви. Кто-то из организаторов похорон этого не понял, недооценил. Между тем, трагедия на Трубной площади, стоившая жизней нескольким сотням людей, сегодня, среди прочего, цинично вменяется в вину и Сталину, и любившему его народу. Поэту же, побывавшему там в тот день, понятна некая роковая непредсказуемость происшедшего: лВ толпе никто не виноват, и все виновны вместе╗. 

 Но мы были не одиноки в своей скорби. Наша страна шла тогда в авангарде всей мировой истории, и не удивительно, что известие о его смерти, подобно взрыву многомегатонной бомбы, вызвало ударную волну, многократно опоясавшую земной шар. лСодрогнулась человеческая сельваЕ╗, Ц напишет, вспоминая о всемирном отклике на это известие, знаменитый чилийский поэт Пабло Неруда.

Близким к нашим тяжелым переживаниям тех дней были чувства многих и многих друзей из зарубежных стран. Десятилетия спустя советский дипломат О. Б. Рахманин рассказывал:

лТогда я по дипломатическому раскладу отвечал в посольстве СССР в Пекине за траурные церемонии. Сначала к послу А. С. Панюшкину приехал Чжоу Эньлай, оба с горечи расплакались. Позднее прибыл Мао Цзэдун в сопровождении большой группы руководящих деятелей КПК. <Е> Мао Цзэдун старался держаться сдержанно, но у него это не получалось. Судя по выражению лица, характеру бесед, он был искренне потрясен случившимся. В глазах стояли слезы, в то время как некоторые из его соратников открыто плакали.

Не скрою, что для человека с нормальной психикой было совершенно невыносимо стоять тогда в почетном карауле в посольстве, когда мимо портрета Сталина день и ночь проходили сотни тысяч буквально рыдающих китайцев╗.

Олег Борисович возвращается к этим дням в связи со столетием со дня рождения Чжоу Эньлая:

лНачну с почти мистического воспоминания. 5 марта 1953 г. Чжоу Эньлаю исполнилось 55 лет. Но именно в этот день (теперь уже 45 лет назад) скончался лидер Советского государства и народа И. В. Сталин. (Чжоу Эньлай всего полгода назад Ц в августеЦсентябре 1952 г. Ц провел в Москве плодотворные переговоры с Иосифом Виссарионовичем).

С утра 5 марта 1953 г. потрясенный случившимся Чжоу Эньлай (без сопровождающих) прибыл в советское посольство в Пекине, чтобы выразить свое глубокое соболезнование. При встрече с послом А. С. Панюшкиным, которого он знал еще по Чунцину, оба с горечи расплакались. Исполняя служебные обязанности, я стал невольным свидетелем этой тяжелой сцены. Невообразимо трудно было видеть проявление мужского горя со стороны двух мужественных революционеров╗.

Естественно, на его неожиданную кончину откликнулась в первые же дни наша великая поэзия. Михаил Исаковский, Александр Твардовский, Алексей Сурков, Константин Симонов, Сергей Михалков Ц да разве можно назвать всех, кто выразил скорбь народа и свои собственные чувства. И это не было простой данью времени или тем более Ц конъюнктуре, в чем сегодня пытаются нас убедить. Тот, кто верит этому, просто не понимает законов художественного творчества. Только сердцем можно сказать так, как это сказала наша поэзия.

лСталин в сердце╗. Под таким заголовком и был в самом начале апреля 1953 года в библиотеке лОгонек╗ издан сборник стихов известнейших советских и зарубежных поэтов, посвященный памяти только что скончавшегося вождя. В поэтических строках ясно чувствуется потрясение от происшедшего Ц дней, когда вся Советская страна прощалась с человеком, определявшим ее судьбу на протяжении почти 30 лет.

В числе авторов этой давно ставшей библиографической редкостью небольшой книжицы Ц едва ли не все значительные поэты того времени. Вот проникновенные строки Льва Ошанина:

Тихие оркестры отзвучали.

Стоны горя сдержаны в груди.

Эта ночь прощанья и печали

Кончилась.

                    Бессмертье впереди.

Когда его опускали в могилу, на пять минут на просторах огромной страны замерло все: затих рокот моторов, застыли корабли в море и поезда на рельсах. Пять минут тревожно гудели все гудки, отдавая ему прощальный салют.

Так было в те дни, и иначе быть не могло. Тогда все были убеждены, как и Лев Ошанин: впереди Ц бессмертие. В этом ощущении была заключена глубочайшая правда Ц правда вечного духа, который явился нам в образе человека, впитавшего в себя тысячелетнюю духовную энергию великого народа и наэлектризовавшего ею сотни миллионов людей на нашей планете.

Однако печальный день 5 марта 1953 года стал не только днем его кончины, Ц он стал рубежом, обозначившим начало конца созданной им великой державы. И это тоже правда Ц правда нашей недавней истории, горькая правда наших дней. Что же впереди? А впереди, вопреки всему, Ц бессмертие. Это мистическая правда будущего, светлая правда надежды.

 

 

 

 

Терминатор: Еженедельная

общественно-политическая газета. Ц

Иркутск, 2003. Ц № 4

 

 

Hosted by uCoz